Гавань измены - Страница 32

Как только разговоры продолжились, адмирал посмотрел из-под тяжелых век на собравшихся офицеров и советников, оценивая их, но никак не выражая своего мнения. Было заметно, что этот человек вполне привычен к подобным собраниям.

Мистер Рэй также умел высиживать длинные бессмысленные речи без какого-либо проявления эмоций, но его тесть, контр-адмирал Харт, офицер, примечательный лишь своим богатством, причем недавно унаследованным богатством, и малым опытом мореплавания, таким навыком не обладал.

Контр-адмирал сверлил взглядом сэра Хильдебранда, пока губернатор все продолжал говорить, что хотя посторонние лица, возможно, и могли получить какую-то информацию, ни один из подчиненных ему департаментов в этом, по-видимому, не виноват; что он всецело доверяет своим офицерам, секретариату и всем, кто имеет отношение к гражданской администрации.

Понаблюдав за сэром Фрэнсисом достаточно долго для того, чтобы понять, что его выдержка не иссякнет, и к обсуждению важных вещей он перейдет позже, на совещании в узком кругу, Стивен потерял всякий интерес к происходящему и сидел с опущенной головой, время от времени позволяя себе задремать или угрюмо пожевать кусочки от ломтика тоста, который успел бросить в карман, пока Бонден отвернулся.

В перерывах он слышал, как джентльмены заявляют, что война должна вестись решительно и не стоит жалеть для этого усилий, в то время как другие придерживались мнения, что не нельзя допускать никаких послаблений дисциплины, а при взаимодействии служб должны преобладать искренняя добрая воля и сотрудничество.

В какой-то миг ему послышалось, будто сообразительный на вид военный, обеспечивающий сэра Хильдебранда количественными данными и пояснениями, заметил, что он против тирании и французского господства в мире, но, возможно, Стивен просто задремал на мгновение. В любом случае, ни его мнения, ни мнения Грэхема прямо никто не спросил. Оба пропустили все возможности для вмешательства. А что касается Грэхема, тот все это время оставался мрачным и демонстративно молчал.

Стивен ожидал, что Рэй, поприветствовавший его вежливым поклоном, присоединится к нему после окончания собрания и подробнее расскажет о «деликатном деле», которое упоминал во время их встречи ранее.

«Мне стоило получше разузнать о его мыслях и намерениях, прежде чем втягивать Лауру Филдинг», — размышлял он. Лаура уже сунула голову в петлю, и хотя она почти наверняка сможет избежать неприятностей, став королевским свидетелем , тяжелая длань власти причинит ей немало страданий.

К тому же он предпочитал дурачить французских агентов без вмешательства со стороны: это очень деликатные операции и, как ему казалось, ими должен был заниматься один хорошо подготовленный человек.

«Мне не стоит раскрывать себя сегодня», — решил Мэтьюрин. — С другой стороны было бы интересно узнать, что Рэй может рассказать об Андре Лесюере, упомянутом Грэхемом.

Как оказалось, ему не представилось случая ни раскрыть себя, ни узнать о Лесюере. Погруженный в разговор с секретарем адмирала, Рэй, прощаясь, лишь в очередной раз кивнул и обменялся со Стивеном многозначительным взглядом, словно говоря: «Видите, как сильно я занят — мое время мне не принадлежит».

В эти утренние часы Джек Обри находился на верфи, обсуждая с корабелами бесчисленные проблемы, связанные с его любимым «Сюрпризом». Корабелы и их начальники были людьми полностью продажными, но признавали, что есть огромная разница между деньгами государственными и частными, и что за свои личные траты капитан обязан получить соответствующий результат. К тому же они были вполне способны на искусную работу, и Джека полностью удовлетворили новые диагональные висячие кницы из далматинского дуба и стрингеры, идущие к корме от грот-русленей в тех местах, где фрегат получил сильные повреждения.

Он также поверил корабелам, что, не считая церковных праздников, работа займет еще полную неделю. Однако они достаточно смутно представляли, сколько всего этих праздников, и когда Джек поднялся по временному трапу на опустошенную палубу, стряхивая с мундира и бриджей древесные стружки, они послали за календарем, считая праздники один за другим и яростно споря, являются ли для плотников дни святого Аничето и святого Кукуфата нерабочими полностью или, как и для конопатчиков, только с полудня.

Джек все это записал. Он знал, что адмирал — человек старой закалки. Сэр Фрэнсис может и не принадлежал к числу тех офицеров, кто требует от своих людей выполнения всех поручений с удвоенной самоотдачей, но безусловно, являлся одним из самых влиятельных и дотошных. Он не терпел лени ни на квартердеке, ни где-либо еще, а когда запрашивал заключение, отчет или донесение о состоянии корабля, любил получать ответ очень быстро.

Иногда, конечно, такие быстрые заключения, отчеты или донесения оказывались менее точными, чем более неторопливые и продуманные версии, но как адмирал любил говаривать: «если будешь долго стоять и размышлять, какую ногу первой просунуть в бриджи, то скорее всего, упустишь прилив, а ягодицы так и останутся неприкрытыми». Он утверждал, что скорость — суть атаки, и его действия хорошо подтверждали правдивость этого высказывания.

— Мистер Уорд, — обратился Джек к своему писарю, ожидавшему на квартердеке с судовым журналом под мышкой, — будьте так любезны, составьте записку о том, что состояние «Сюрприза» позволяет выйти в море в течение тринадцати дней — его орудия в порядке, запасы воды пополнены, а выбленки привязаны к вантам — и предоставьте ее мне, как только окончится смотр.