Гавань измены - Страница 54

Подали огромные и прекрасные бронзовые кофейники, и после череды перемещений офицеров Джек обнаружил поблизости от себя Стивена и Мартина. Он спросил, приятно ли они провели день, видели ли птиц и животных, как надеялись. Те поблагодарили и сообщили, что все просто отлично, за исключением нескольких неприятных инцидентов вроде упрямства одного верблюда, укусившего мистера Мартина, а затем сбежавшего.

Рана пустяковая, но причинившая мистеру Мартину некоторое беспокойство, поскольку считается, что через укус верблюда зачастую передается сифилис. Однако хаким сделал перевязку с мазью, полученной из гладкой ящерицы. А другой верблюд, хотя и не опасный, отказался вставать на колени, так что они не смогли взобраться на него, пришлось вести его домой в поводу, иногда даже бегом, чтобы не прибыть слишком поздно.

— Но все же, по крайней мере, вы видели хоть каких-то птиц? — спросил Джек, — рядом с Катией их была уйма.

Оба джентльмена казались довольно сдержанными в своем рассказе, но наконец Мартин описал, как они протискивались через густой камыш, медленно хлюпая по клейкой грязи, тяжелый запах, кучу москитов, растущие надежды, когда они услышали шум крыльев и крики прямо перед собой, и как в конечном счете достигли открытой воды, где и обнаружили одну обычную камышницу и двух честных британских лысух, в то время как на ветке соседней ивы сидела птица, которую им удалось распознать (хотя их лица настолько распухли от укусов, что от глаз остались просто щелочки) как курочку зяблика обыкновенного.

— Возможно, временами было немного трудно, — признался Мартин, — особенно на обратном пути, когда мы влетели в верблюжью колючку, но это в высшей степени стоило нашей боли, поскольку мы видели разлив старого Нила!

— Кроме того, — уточнил Стивен, — у меня есть все основания полагать, что где-то здесь есть филин. Мало того, что я видел его экскременты, так еще и Аббас-эфенди безошибочно сымитировал его голос — гулкое, сильное «уху-уху», рассчитанное вселять ужас в столь крупных млекопитающих, как серна, и птиц размером с дрофу.

— Ну, это прекрасно, я уверен, — произнес Джек. — Мистер Хайрабедян, думаю, теперь можно сказать бею, что я хотел бы увидеть мистера Моуэта и египетского чиновника, поскольку, если их доклад будет удовлетворительным, то мы сможем отправиться в путь, как только позволят правила приличия.

Бей сообщил, что ему понятно нетерпение капитана Обри, и он не станет его задерживать, если окажется, что колонна готова к движению.

— И, — добавил он, — поскольку одабаши возглавит эскорт, то ему лучше пойти и познакомиться с вашим ответственным офицером соответствующего ранга. — Бей покачал головой и с английскими интонациями и понимающим взглядом произнес, — боцвайном. — Потом стукнул по котлу, и мгновенно наступила тишина.

Теперь от демократии не осталось и следа.

— Одабаши, — приказал он, и одабаши встал. — Одабаши, ты и еще пять человек сопроводят капитана, возлюбленного султаном, в Суэц, идти будете по ночам, как он прикажет. Выбери людей сам и следуй за переводчиком, который приведет тебя к офицеру твоего же ранга.

Одабаши приложил руку ко лбу и поклонился. Хриплым голосом он вызвал пятерых и вслед за Хайрабедяном вышел из крепости.

Мистер Холлар, боцман, мистер Борелл, канонир, и мистер Лэмб, плотник, пили чай в палатке для уорент-офицеров, когда переводчик привел к ним посетителя, объяснил его статус и функции, сообщив, что, по его мнению, гость будет столоваться с ними. Затем сказал, что должен спешить и найти первого лейтенанта и Аббаса, потому что капитан хотел бы знать, как обстоят дела.

— Они обстоят довольно неплохо, — ответил боцман, — все натянуто, и якорь взят на панер. Каждый пятый верблюд снабжен фонарем, привешенным позади груза, подготовленным, чтобы его зажечь, все нахальные особи в намордниках. Осталось только свернуть эту палатку и офицерскую, и через пять минут мы уже в пути. Что касается мистера Моуэта, то вы найдете его около большого костра, у которого сидит вахта правого борта.

— Спасибо, — поблагодарил Хайрабедян, — я должен бежать.

И он исчез в темноте, оставив с ними одабаши.

— Давай-ка выпьем по чашке чая, — очень громко предложил боцман, а потом еще громче: — Ч-а-я. Чая!

Одабаши ничего не ответил, но как-то скрючился всем телом и стоял, глядя в землю, руки безвольно болтались по бокам.

— Да это просто волосатый придурок, вот уж точно, — проговорил боцман, обозревая его. — Такого уродца я в жизни не видывал: больше похож на облизьяну, чем на то, кого можно было назвать человеком.

— Облизьяна! — воскликнул одабаши, выходя из состояния застенчивости, — засунь это слово туда, где у обезьяны яйца. Ты и сам не писаный красавец.

За этим последовало убийственное молчание, нарушенное, наконец, боцманом.

— А что, одабаши говорит по-английски?

— Ни долбаного словечка, — ответил тот.

— Никак не хотел тебя обидеть, приятель, — произнес боцман, протягивая руку.

— Все в порядке, — ответил одабаши, пожимая её.

— Садись на эту сумку, — предложил канонир.

— А почему ты не сказал об этом капитану? — спросил плотник. — Его бы это очень порадовало.

Одабаши почесался и что-то пробормотал про свою скромность.

— Я один раз заговорил, — добавил он, — но ваш капитан не обратил внимания.

— Так ты говоришь по-английски, — повторил боцман, какое-то время мрачно глядя на собеседника и обдумывая полученную информацию. — Как же так случилось, если позволено будет спросить?