Гавань измены - Страница 62

Когда Стивен перевел эти слова на французский, а Хасан — на арабский язык, бимбаши сказал с безмятежной улыбкой, что вполне доволен простым жалованьем солдата и скорей презирает материальные ценности, чем превозносит.

— Ну, друг мой, — сказал Джек, — надеюсь, что ветер продержится пару дней ради того, чтобы у вас появился шанс показать свое презрение на практике.

Ветер продержался до полудня: сначала поднялся сильный, а затем успокоился, и, несмотря на то, что на закате порывы ослабли, капитан поужинал цыпленком с песком, запив его тем же песком и слабым грогом, в полной уверенности: «египтянин» продержится всю ночь.

Макэлуи, Гилл и серанг придерживались того же мнения, и хотя они ещё не могли сделать какие-либо наблюдения сквозь облака пыли, счисления по лагу показали, что «Ниоба» находилась немного южнее Рас-Минаха и дальше предстояло плыть по глубокому расширяющемуся каналу.

Капитан оставался на палубе до самой ночной вахты — самой жаркой ночной вахты из всех, что он пережил — вслушивался в рев ветра и отчетливый глубокий звук хода корабля, наблюдал за необычным мерцанием света в изгибах волны, вздымающейся у носа, опускающейся к миделю и снова поднимающейся. Потом волна ломалась за кормой, в пылающем кильватерном следе, который простирался далеко во тьму, и хотя еще много песка летело вдоль палубы, мелкая, похожая на туман пыль исчезла.

Время от времени капитан закрывал глаза, пошатываясь из-за качки, и в эти моменты корабль пролетал сквозь его мечтания подобно песчаной буре: однако «Ниоба» шла легко — пока обе вахты находились на палубе, свернули нижние паруса, поэтому корабль плыл почти без усилий. Бакштаги потеряли стальную упругость, а крамбол левого борта изредка опускался в воду.

— Все внимание вперед, — велел капитан после четырех склянок.

— Есть, сэр, — пришел обратно по ветру ответ.

Джек узнал по голосу молодого Тапджоя из грот-марсовых, на него можно положиться.

— Мистер Роуэн, — сказал он, — я отправляюсь спать. Позовите меня, как только покажутся острова.

Пока он шёл по палубе, штормовой ветер подталкивал его в спину. Сильный, как и раньше. И такой же жаркий и удушливый, как в полуденный зной. Но когда Джек с трудом пробился сквозь густую пелену тяжёлого сна, а Кэлэми тряс его кровать и кричал: «Острова видны, сэр! Острова прямо по курсу!», — капитан не удивился, обнаружив, что крен корабля едва ощущается, а через открытый люк не влетает ни малейшего дуновения ветра.

Недремлющая часть его сознания (к сожалению, не самая большая) подсказала, что ветер постепенно стихает. Эта мысль выбрала необычный способ пробиться через барьер невероятной усталости — сквозь сон, начавшийся с бешеной скачки на лошади, великолепной лошади, которая постепенно сжималась и уменьшалась, и с каждым мгновением Джеку становилось всё неудобнее, пока, наконец, не стало мучительно стыдно, потому что ноги уже с обеих сторон касались земли, и толпа на улице смотрела на него с неодобрением.

И хотя сообщение о ветре было зашифровано подсознанием, его значение через некоторое время прояснилось, потому что сейчас капитан вполне смирился с текущим положением вещей. Пытаясь разлепить глаза, Джек поднялся на палубу. Действительно, по правой стороне и прямо по курсу показались острова, хорошо различимые в лучах восходящего солнца: они образовали небольшой, причудливо расположенный архипелаг, охраняющий выход из залива, а прямо за ними простиралось Красное море во всей своей ширине.

Хотя воздух оставался горячим, это было уже не то, что вчера, за левым островом виднелся мыс, обозначавший конец залива, а потом побережье резко уходило на восток и терялось из виду, до левого берега было не менее пятидесяти миль, насколько Джек помнил карту.

Теперь можно было не опасаться подветренного берега, мистер Макэлуи указал проход между двумя самыми восточными островами, «Ниоба» совершила поразительно быстрый переход, и всё, кроме ветра, было идеально. Но ветер — важнейшая составляющая успеха — умирал, умирал, умирал...

Джек осмотрелся, собираясь с мыслями: вахта правого борта драила палубу, смывая большой струёй воды из насоса кучи затвердевшей грязи, которая образовались на борту из пыли, забившей каждый уголок, не погруженный в море, и из шпигатов выстреливали мощные струи воды с песком, растворяясь в мутном желтом море.

Обычно он не вмешивался в операции такого рода и не беспокоил отдыхающую вахту, но в этот раз приказал:

— Всей команде ставить паруса. Поднять брам-стеньги.

«Ниоба» расправила крылья, пытаясь поймать ничтожные остатки ветра, и под кораблём снова зашумела вода. Отлив придал скорости, корабль довольно быстро пробежал через острова и вышел в открытое море, представляя собой впечатляющее зрелище с распущенными лиселями и брамселями.

Но все же самый красивый вид корабль приобрел, когда солнце подкралось к зениту, и сейчас «Ниоба» несла почти все паруса: бом-брамсели, трюмсели и необычно легкие верхние стаксели — вдобавок ко всему на корабле от носа до кормы растянули навесы от невыносимой жары.

Большую часть утра Стивен был занят в лазарете, неожиданный шквал такой тяжести всегда влек за собой кошмарные растяжения и синяки среди моряков, частенько и переломы; а в этот раз ему пришлось еще и латать бедных поранившихся турок. Закончив с ранеными, Стивен пошел в каюту Хайрабедяна. Его не удивило, что там оказалось пусто: переводчик почти полностью выздоровел и больше жаловался на одиночество и жару. Поэтому Стивен отправился на квартердек, где, если бы он посмотрел в зазор между своим тентом и следующим, обнаружил бы нечто, похожее на издевательство: аккуратно расправленные, точно обрасопленные паруса вяло висели вообще без движения, а команда, еще вчера отчаянно трудившаяся, подвергая себя опасности, уже украдкой скребла бакштаги, чтобы вызвать ветер, и тихонько насвистывала.