Гавань измены - Страница 48

Стивену нужно было приготовить лекарства тем больным, которые оставались на транспорте, но когда он с этим покончил и вручил микстуры вместе с порошками первому помощнику «Дромадера», сдержанному пожилому шотландцу, то тоже поспешил на палубу.

Суша оказалась гораздо ближе, чем он ожидал — длинный плоский берег с узким пляжем цвета рыжей охры, из-за которого море выглядело поразительно голубым, дюны позади пляжа, а за дюнами — холм с фортом на вершине и что-то похожее на деревню сбоку от него, а примерно через две мили слева — другой холм, на котором сквозь марево жаркого воздуха проглядывались руины, разбросанные то там, то сям. Кое-где росли пальмы. И больше ничего — только бесконечный светлый песок прямо-таки пустыня Син.

Мистер Аллен приказал убрать все паруса кроме фор-марселя, и корабль скользил со скоростью, едва достаточной, чтобы слушаться руля, якорь приготовлен к отдаче, а лотовый непрерывно сообщал все уменьшающуюся глубину:

— Глубже двадцати, глубже восемнадцати, ровно семнадцать...

Почти все столпились на палубе, внимательно разглядывая берег, как принято в таких случаях, разглядывая в глубоком молчании. Поэтому с некоторым удивлением Стивен услышал веселое улюлюканье за бортом, а когда добрался до поручня, то с еще большим удивлением увидел Хайрабедяна, плещущегося в море.

Стивен знал, что переводчик часто купался в Босфоре, и слышал, как тот причитал, что корабль никогда не ложится в дрейф, чтобы он мог нырнуть, но полагал, что если бы армянин когда-нибудь и нырнул, то только ради парочки конвульсивных, судорожных гребков, вроде его собственных, и уж, конечно, не предполагал ничего похожего на шумную амфибию, резвящуюся среди волн.

Хайрабедян легко поспевал за кораблем, иногда наполовину выбрасывая из воды короткое толстое тело, а иногда подныривая под корабль и выныривая с другой стороны, пуская воду как Тритон. Но его улюлюканье и барахтанье раздражало мистера Аллена, который не всегда слышал доклад лотового. Видя это, Джек перегнулся через поручень и крикнул:

— Мистер Хайрабедян, прошу, немедленно поднимитесь на борт.

Мистер Хайрабедян так и сделал, и теперь стоял на палубе в черных кальсонах, подвязанных у колена и на талии белыми лентами, которые придавали ему несколько чудаковатый вид: вода стекала с его приземистой, косматой, бочкообразной фигуры и венчика черных волос вокруг лысины. Тут Хайрабедян уловил атмосферу неодобрения, и широкая восторженная лягушачья улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением глубокой вины. Но его смущение, однако, не продлилось долго: мистер Аллен отдал команду, и якорь ухнул в воду, канат побежал следом, корабль отвернул нос по ветру, а канонир начал салют из одиннадцати выстрелов — такое количество заранее согласовали, как и ответный салют.

Однако салют, казалось, ошеломил турок или, возможно, так и не вывел их из состояния апатии. В любом случае, никакого ответа не последовало. За время длительного молчаливого ожидания Джек побагровел от негодования. Будь это в отношении него лично, Джек бы стерпел немало, но он считал малейшее пренебрежение к королевскому флоту абсолютно нетерпимым: и это касалось пренебрежения во всем, а отсутствие ответного салюта — дело весьма серьезное.

Рассматривая форт через подзорную трубу, Джек заметил, что за деревушку он принял скопление палаток, рядом с которыми расположился табун ослов и верблюдов, а также несколько унылых, невоенного вида людей, сидящих в тени – картина смахивала на угрюмый и сонный базар. В самом форте не наблюдалось вообще никакого движения.

— Мистер Хайрабедян, — обратился к переводчику Джек, — быстро оденьтесь. Мистер Моуэт, сойдите на берег, я хочу, чтобы мистер Хайрабедян спросил их, что они собираются делать, и о чем вообще думают. Бонден, мою гичку, быстро.

Хайрабедян нырнул вниз, и через пару минут снова появился уже в свободных белых одеждах и вышитой тюбетейке. Пара дюжих матросов, столь же крепко раздосадованных, как и их капитан, тут же спустила его в гичку. Гичка помчалась прямо как на гонках и с разбега вылетела на берег, но прежде чем Моуэт и Хайрабедян углубились в дюны, пушка форта разразилась еле слышным тявканьем, еще был замечен небольшой отряд, спускающийся им навстречу.

Джек не хотел казаться обеспокоенным, поэтому передал подзорную трубу Кэлэми и начал расхаживать по правой стороне квартердека, сомкнув руки за спиной. Доктор Мэтьюрин, однако, не имел столь твердых принципов, его не волновала ни честь короля Георга, ни чья-либо еще, он взял трубу из рук мичмана и направил на группу на берегу.

Отряд уже спустился к шлюпке, Хайрабедян и трое или четверо из числа встречающих спорили в восточной манере, размахивая руками, но прежде чем Стивен смог разобрать характер их разногласий (если они вообще были), Мартин обратил его внимание на парящую в воздушном потоке, высоко в безоблачном небе, птицу с белоснежными крыльями, почти наверняка утку-широконоску, и они наблюдали за её полетом, пока не вернулась гичка, доставившая египетского чиновника: взволнованного, бледного и напряженного. Джек пригласил его вниз и приказал сварить кофе.

— О, сэр, если вам так угодно, — низким негромким голосом произнес Хайрабедян, — но эфенди не может ни есть, ни пить, пока не сядет солнце. Рамадан.

— В этом случае нам не стоит соблазнять его и мучить, самим распивая кофе, — согласился Джек. — Киллик, иди сюда. Не нужно кофе. Что ж, мистер Хайрабедян, как дела на берегу? Этот господин пришел пригласить нас на берег, или мне нужно разнести этот форт у него на глазах?